Как на грозный Терек, на высокий берег...

"...Как на буйный Терек, на высокий берег,
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся Терек
Сотнями порубанных, пострелянных людей..."

Многим измоих соотечественников знакомы эти строки из песни Кубанского казачьего хора. В том или ином варианте - слова в первом куплете меняются от исполнителя к исполнителю. Но в этом материале мне бы хотелось в какой-то мере восстановить историческую справедливость, которую нарушает традиционное исполнение этой старинной казачьей песни.

Уже довольно долго я собираю старые казацкие песни, которые как-то по-особому согревают мне душу в минуты печали и сами просятся на язык, когда мне хорошо. Однако в большинстве вариантов, которые сегодня можно услышать, песни либо искажены, либо вовсе исковерканы "культурной обработкой" советских и нынешних времён. Поэтому приходится доискиваться старых текстов, добывать их из старинных книг, узнавать у фольклористов и заимствовать у друзей-украинцев, чьи народные песни легли в основу истинного кубанского фольклора.

Кубанский казачий хор тут, к сожалению, не в помощь - это сильно идеологизированный коллектив, который исполняет не народные, а эстрадно-сценические варианты песен, часто сильно изменённые обработкой. Не говоря уже об авторских песнях советского времени. выдаваемых за народные или воспринимаемых в этом качестве. С несоответствием народной версии и версии Кубанского хора я сталкивался неоднократно, есть она и в этом случае.

Доискаться до правды на сей раз, как ни забавно, мне помогла Википедия - там, к сожалению, без указания авторства материала и источника, был приведён вариант первых двух строк первого куплета, а ниже приводилось историческое обоснование версии. Сопоставив факты и проверив их по историческим справочникам, я не нашёл существенных изъянов, поэтому расскажу об этой версии своими словами.

Все мы привыкли считать, что в традиционном варианте поётся о сражении между казаками (имеется в виду столкновение белогвардейских казаков атамана Павлова и Первой конной армии красных "казаков" С. Будённого). Однако, что любопытно: в период Гражданской войны подобных по своему масштабу сражений в окрестностях Терека просто не было. А сражение, о котором идёт речь, произошло в Ростовской области, на берегу реки Маныч, левобережного притока Дона. Это первое историческое несоответствие.

Однако, если копнуть чуть глубже, окажется, что песня эта существует не с Гражданской войны, а гораздо раньше - со времён войны Русско-турецкой. И советская "переделка" песни вносит искажение в её исторический смысл - ведь действие песни происходит в иные годы и даже в совсем другом месте, и главное - вовсе не между казаками. Но обо всём по порядку.

В 1774 году, незадолго до окончания Русско-турецкой войны, провозглашённый крымским ханом Девлет-Гирей IV  собрал многотысячную армию и двинулся с Кубани к Дону. Странно звучит, но было это именно так - ведь Крымское ханство было уже утверждено Россией как отдельное, независимое от Турции государство, на престоле его ещё с 1771 года сидел лояльный к России Сахиб-Гирей II, и Турция влиять на Крым уже не могла. Поэтому основная активность турок и их союзников перенесена была на Кубань, где жили тогда не только горские народы, но и многочисленные ногайские орды, часть из которых была с русскими в мире, а часть - нет. Девлет-Гирей вербовал своих союзников из этих самых "немирных" ногайцев. По словам А.В. Потто  "...Глубоко раздраженная потерей Крыма, Турция деятельно старалась поднять против России кабардинцев, закубанских черкесов, татар и даже ногайцев, этих полумирных кочевников, которые хотя и признавали над собой верховную власть замиренного Крыма, но были соучастниками во всех грабежах и набегах на русские пределы" (Кавказская война, т.1, 1899). Девлет-Гирей повёл свои войска  к Дону, намереваясь опустошить его и выйти к Крыму, где он смог бы восстановить своё господство с помощью новой армии.

В то время будущий легендарный атаман Всевеликого войска Донского Матвей Иванович Платов, тогда ещё полковник, получил приказ вместе с полковником Степаном Ларионовым, обозным полковником Бухвостовым и двумя полками численностью 501 человек в каждом прикрывать отход мирных ногайцев на реку Ею. Когда эти полки стояли в верховьях реки Калалах (Великая Грязь), близ Чёрного Ерика (не имеющего отношения к одноименному поселению на берегу Азовского моря - проток с таким названием на Кубани и на Дону много), на горизонте появились основные силы Девлет-Гирея. Вот как описывает дальнейшие события всё тот же А.В. Потто:

"...

Тринадцатого апреля, когда полки эти стояли в вершинах реки Калалах, с передовых постов вдруг дали знать, что "валит силы татарской видимо-невидимо". Не успели казаки опомниться и сесть на коней, как весь горизонт уже покрылся черной тучей татарской конницы. Это были главные силы Девлета, у которого насчитывалось тогда более двадцати пяти тысяч разных азиатских всадников. Казалось, что горсть казаков, не превышавшая в обоих полках тысячи коней, моментально будет раздавлена налетевшим на нее ураганом. Действительно, первой мыслью, которая появилась у донцов под этим впечатлением, было покинуть обоз и уходить, пока еще не поздно. Но Платов думал иначе, именно, что долг их заключается в защите транспорта до последней крайности, что лучше отбиваться два или три дня, пожертвовать частью отряда, что, наконец, лучше всему отряду погибнуть с честью, нежели потерять обоз и этим, быть может, подорвать успех всей экспедиции.

"Друзья мои! — воскликнул он, обращаясь к полку. — Вы видите сами, какая сила татар окружает нас! Нам нужно биться с этой силой — и победить ее или лечь костьми, как поступали наши деды!.. Не будем же мы русские, не будем донцы, если устрашимся проклятого татарина!"

Ровный, спокойный и как бы не признающий никакой опасности, голос его отрезвил казаков, уже близких к панике. Пользуясь этой минутой, Платов приказал им быстро сдвинуть телеги так, чтобы загородить со всех сторон небольшой окоп, возведенный за ночь, а между тем вызвал двух расторопнейших людей из своего полка и приказал им как можно скорее известить обо всем Бухвостова.

"Помните, — сказал им Платов, — что вам, быть может, предстоит пробиться сквозь неприятеля... Дон не забудет вашей услуги, а если суждена вам славная смерть, то знайте, что вы положите головы в честном бою за край ваших отцов, за православную веру, за ваших братий, за матушку-царицу — за все, что есть на земле святого и драгоценного для русского чувства!"

Восторженная речь воодушевила казаков. Оборона была решена, и два полка засели в засаду.

Нельзя не заметить, что Платову в это время было только двадцать три года. Он был моложе Ларионова летами и службой, но его энергия и нравственное влияние на казаков были так велики, что фактическое командование отрядом само собой перешло в его руки.

Было часов восемь утра, когда громадная сила татар со всех сторон обложила казачий стан, укрывшийся за утлой оградой, которую никто бы в наше время не осмелился назвать укреплением. Казаки увидели, как развернулось большое ханское знамя и как толпа, приветствовавшая его появление диким ревом, двинулась на приступ.

Первое нападение, однако же, было отбито - казаки устояли. Но бежавшие татары тотчас сменились другими, свежими толпами, и за первым приступом последовал второй, за вторым — третий, четвертый, пятый... Боковые фасы укрепления сплошь завалились телами побитых татар, но по этим трупам ломились и лезли в вагенбург все новые и новые люди... Рук недоставало, чтобы везде отбивать нападающих. А между тем, не сдержи казаки напора где-нибудь в одном месте, гибель всех была бы неизбежной. Платов сам обходил ряды и увещевал всех постоять до конца за Тихий Дон, за матушку-царицу. Семь приступов уже было отбито, начинался восьмой, и сомнение мало-помалу стало закрадываться в сердца даже этих железных защитников. Тогда старый боец, еще недавно прославивший себя молодецкой битвой, полковник Ларионов, отозвал Платова в сторону.

— Посланные тобой казаки, — сказал он ему, — вероятно, погибли; мы истощили все силы, большая часть лошадей наших перебита, и без особой помощи свыше нам нельзя ожидать спасения...

— Что же ты хочешь сказать этим? — перебил его Платов.

— Я думаю, — продолжал Ларионов, — что нам благоразумнее выговорить себе какие-нибудь условия, чем бесполезно продолжать оборону.

— Нет! Никогда! — воскликнул Платов. — Лучше умрем, нежели покроем стыдом и позором честь нашей отчизны.

— На что же ты надеешься? — спросил Ларионов.

— На Бога, и верю, что Он не оставит нас своей помощью.

Ларионов молча пожал ему руку.

В это самое время Платов, пристально вглядывавшийся в степь, вдруг радостно перекрестился. Ему показалось на самом горизонте большое серое облако, которое быстро росло, ширилось и вдруг зарябило многими точками. Эти точки отчетливо и ясно стали вырисовываться в прозрачной синеве вечернего воздуха, и зоркий глаз степняка безошибочно угадал в них скачущих всадников.

— Ребята! — воскликнул Платов. — Смотрите, уж это не наши ли скачут на выручку?..

— Наши! Наши! — закричали казаки, и сотни рук поднялись, чтобы сотворить крестное знамение.

Помощь действительно была недалеко.

Один из казаков, посланных Платовым, был убит, но другой доскакал до Бухвостова и передал ему известие, которое мгновенно подняло на ноги целый отряд. Гусары, казаки, драгуны бросились седлать лошадей. Шумный говор пошел по всему бивуаку.

Одни татары, узнав о близости Девлета, пришли в отчаяние и ни за что не хотели следовать за нашими войсками. Уговаривать их было некогда. Пока Бухвостов с эскадроном ахтырских гусар и с легкой драгунской командой выезжал из лагеря, полковник Уваров со своим казачьим полком уже был далеко впереди и прежде всех подоспел на помощь. Минута — и двести-триста казаков с опущенными пиками врезались в тыл неприятелю. Это была атака отчаянная, безумная, не оправдываемая ничем, кроме слепой и дерзкой отваги, но именно эти-то свойства ее и имели решающее влияние на судьбу Калалахской битвы. Десятки тысяч людей, несомненно, храбрых, вдруг дрогнули и, смешавшись, как робкое стадо, обратились в неудержимое бегство. Началась паника — та страшная паника, которая безотчетно охватывает массы и подчиняет их одному только животному инстинкту самоспасения. Казаки, преследуя бегущих, нагнали их прямо на отряд Бухвостова, который принял их картечью из четырех орудий. Это был финал, после которого все татарское скопище разбежалось в разные стороны, и собрать его не представлялось уже никакой возможности.

Казакам досталась богатая добыча. На месте боя они собрали и похоронили свыше пятисот неприятельских трупов. У Платова выбыло из строя только восемьдесят два человека, но до шестисот лошадей, так что большая половина его отряда осталась пешей.

"Платов, — доносил Бухвостов, — будучи в огне, оказался вполне неустрашимым; он сумел ободрить своих подчиненных, приходивших уже в отчаяние, и этим способом удержал их в слабом укреплении до моего прибытия. Затем, во время преследования, он с величайшей опасностью для жизни бросился на многочисленные толпы неприятеля, подавая пример своим подчиненным, особенно в лесном сражении близ Кубани, где ободренные им спешенные казаки оказали храбрость примерную".

"Если кому-нибудь придется быть в таком же положении, — говорит известный наш партизан Д.В. Давыдов, — тот пусть вспомнит подвиг молодого Платова, и успех увенчает его оружие. Фортуна, не всегда слепая, возведет, быть может, твердого воина на ту же степень славы, на которую вознесла она и маститого героя Дона".

Калалахская битва была выиграна. Дон был спасен от погрома, и с этих пор казаки заговорили о Платове, как о чем-то чудесном. Начальство обратило на него особенное внимание, и даже вся армия, двор и сама императрица узнали его имя. Но всех более полюбил его знаменитый Потемкин, который до самой смерти своей оставался истинным его благодетелем и покровителем. Калалахское сражение было, можно сказать, яркой зарей блистательной славы, которая сделалась с тех пор неразлучной спутницей его на военном поприще..." (Кавказская война, т.1, 1899).

А теперь вернёмся к песне. В большинстве фольклорных вариантов встречается упоминание Чёрного Ерика, например так поёт эту песню фольклорный ансамбль "Казачий круг":

"... Как за Чёрный ерик, как за Чёрный ерик
Ехали казаки – сорок тысяч лошадей..."

Но встретился нам и ещё один вариант, который, возможно, будет наиболее удачным:

"На Великой Грязи, там где Чёрный Ерик,
Татарва нагнала сорок тысяч лошадей. (или по другой версии: Выгнали ногаи сорок тысяч лошадей.)
И взмутился ерик, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей!"

К слову о сорока тысячах лошадей. А.В. Потто упоминает о двадцати пяти тысячах ногайцев и их союзников, в большинстве исторических документов указывается, что войско Девлет-Гирея насчитывало всего шестнадцать тысяч. Тем не менее, нужно учесть, что ногайская (татарская) конница потому была очень быстрой, что обозов не имела, каждый или почти каждый татарин и ногаец вёл с собой вповоду ещё одну-две лошади. Обычно одну вьючную, с грузом провианта и пороха, и иногда вторую - сменную верховую. Донская конница в изначальном варианте имела такую же структуру. Но ко времени происходивших событий Донское войско уже входило в состав регуляных войск и запасных коней у казаков не было. Так что описывается в песне именно огромная численность татарско-ногайского войска.

Другие куплеты песни дошли до нас в большом числе вариантов, где неизменным остаётся только припев и общая канва сюжета.

Среди этих куплетов выделяется один, тоже косвенно доказывающий правильность датировки создания песни:

"... Жинка погорюет, выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня..."

Эти печальные строки имеют подтверждение в биографии атамана Платова: П.С. Кирсанов, друг  Платова, сложил в том бою свою голову. Вдова его Марфа Дмитриевна (в девичестве Мартынова) вышла замуж за... Матвея Платова, первая жена которого, Надежда Степановна (1757—1783) умерла в 26 лет после рождения сына. Не стоит воспринимать это как некое "моральное отступление" и предательство памяти погибшего - песня поётся без той душаще-скорбной ноты, которую придаёт ей Кубанский хор, ведь то была обычная жизнь тяжёлого военного времени. И браки, заключённые вдовцами и вдовами после смерти их супругов были явлением частым не только на Дону.

Кроме варианта Кубанского хора, который мне кажется неприемлемо искажённым, наиболее распространены две версии текста, которые есть как на упоминавшейся выше страничке Википедии, так и во множестве других источников. Я же в том варианте, который выбрал для собственного исполнения, рискнул объединить их, выбросив не имеющие отношения к казачеству и откровенно плаксивые элементы.  В таком варианте эта старинная песня представляется мне восстановленной наиболее удачно. Вот что получилось в итоге.

- - -

На Великой Грязи, там где Чёрный Ерик,
Выгнали ногаи сорок тысяч лошадей.
И взмутился ерик, и покрылся берег
Сотнями порубаных, постреляных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!

А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!

Атаман наш знает, кого выбирает.
Грянула команда, да забыли про меня.
Им досталась воля, да казачья доля,
Мне досталась пыльная, горячая земля
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!

Жинка погорюет, выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волю во широком поле,
Жалко мать-старушку да буланого коня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!

Будет дождь холодный, будет дождь холодный,
Будет дождь холодный мои кости обмывать.
Будет ворон чёрный, будет ворон чёрный,
Будет ворон чёрный мои волосы клевать.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!

На высокий берег, там где Чёрный Ерик,
Выгнали ногаи сорок тысяч лошадей.
И взмутился ерик, и покрылся берег
Сотнями порубаных, постреляных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом любо голову сложить!

Mistes
Фото Mistes.
Краснодар, 4 ноября 2013 г.