Девка-Синеглазка: Служивые
Казака станицы Сиротинской Петра Краюшкина нужда заела. Вконец разорила. Только и скотины у него осталось, что чёрные тараканы за печкой. Свой пай земельный он давно заложил арендатору-перекупщику, а сам с женой и детьми кое-как с хлеба на квас да на донскую воду перебивался.
Подошла страстная суббота. Завтра Пасха, а у казака не то, что разговеться, огня в печке развести нечем. Вот он и говорит жене:
- Матрёна, ты кизяков в печку намечи, а я пойду у соседей жарку попрошу.
Вышел Пётр на улицу. И стыдно ему стало к соседям идти просить жару: засмеют они его. Вот и пошёл он по улице сам не зная куда. Вышел за станицу и видит: сбочь дороги служивые казаки костёр развели, в большом котле кашу себе варят. Тут же, недалече, и кибитка стоит, а возле неё старый казак сидит. Такой видный, в красном чекмене и чёрной курпейчатой папахе.
Подошёл Пётр Краюшкин к старшому, снял шапку, поздоровался и говорит:
- Дозволь, добрый человек, у тебя жарку взять, а то нечем мне печку растопить. Ни спичек, ни крысала не имею, подбился с нуждишкой.
Поднялся старшой, подошёл к огню, захватил в кашеварский корец жару и говорит казаку:
- Подставляй полу!
- Да как же полу... - испугался казак. - Она сгорит.
А старшой кричит:
- Раз я говорю подставляй, значит, не бойся. Не сгорит твой чекмень. Я такое крепкое слово знаю, что его ни огонь, ни вода не возьмут.
И всыпал казаку в полу целый корец жару. Пришёл казак домой, вытряхнул весь жар из полы на загнётку.
- Ну, жена, - говорит, - растопляй печку.
Жена подошла к печке да так и обмерла. На загнётке не жар ссыпан, а целая куча золотых червонцев. Горят они огнём, переливаются.
Про такую неслыханную новость в один миг вся станица узнала. Набежали соседи к Матрёне. Сама атаманша пришла, писарихи приплелись. Все диву даются, руками всплёскивают, казака наперебой расспрашивают: как, да откуда, да почему? Вскоре эти сороки-стрекотухи незаметно по домам разбежались, стали мужей ругать.
- Эх вы, дурни-лежебоки! Не знаете, какие чудеса у нас творятся. Скорей идите за станицу, там обочь дорги служивые стоят, кашу варят. Вы у ихнего старшого жару просите в полу. Да смотрите, чтобы он пополнее корец нагребал. Жар-то у него не простой, а настоящие золотые червонцы.
Запротивлялись было мужья, а потом видят, не унимаются бабы, надели новые, дорогие чекмени и пошли за станицу. Впереди - станичный атаман с насекой, следом - его помощники с писарями, а за ними уже казаки-богатеи, один другого пузатей. Вышли за станицу, видят, всё так, как им бабы говорили. Сбочь дороги служивые костёр развели, кашу варят, а старшой возле кибитки сидит.
Подошли к нему атаман, помощники, писаря и говорят:
- Не откажи, добрый человек, людям бедным в огоньке. Дай нам жарку растопить печки, а то изругали нас бабы.
Усмехнулся старшой и отвечает:
- Эко вас прорвало, чуть не всю станицу за моим жаром птянуло.
И закричал он тут громким голосом:
- А ну, Фролка-брательник, всыпь им жару, чтобы век моя разинская милось помнилась.
Поднялся от костра один из служивых, взял корец и начал всех пришедших жаром оделять. А казаки, как бараны, сбились в кучу, лезут наперёд, друг дружку отталкивают, просят Фролку, чтобы он пополнее в корец жару набирал. Ну, а тот огня не жалеет, сыплет скаредам в полы новых чекменей да посмеивается.
Всех Фролка оделил, никого не обошёл. Пошли казаки табуном в станицу: впереди атаман, за ним - его помощники с писарями, а позади - казаки-богатеи. Вшли в улицу, и тут атаман почуял, что-то палёным воняет. Отвернул полу, да так и ахнул: от нового чекменя одни краешки остались. Заорал он тут во всё горло:
- Горю!
А за ним заревели помощники, писаря, казаки-богатеи:
- Горим!
Еле-еле затушили они свои чекмени. Сильно рассерчали казаки, кинулись назад к служивым, хотели расправу учинить за такую шутку, а их уж и след простыл. Тогда вернулись они в станицу и свою неуёмную злобу на жёнах выместили, всех в кровь избили.
В. Головачёв, "Девка-Синеглазка".
Mistes.
Иллюстрации взяты из книги В.Головачёва "Девка-Синеглазка"
Краснодар, 10 июля 2012 г. К заголовку