О ВРЕМЕНАХ И О ЛЮДЯХ

...Эта встреча произошла уже недели две назад, а то и больше - а я до сих пор, вспоминая о ней, думаю: «Ну как же повезло!..» Анфиса Сергеевна Румянцева, в девичестве - Смирнова, пришла к нам в музей, выкроив для этого специально пару часов времени в поездке в город за документами на землю. О том, что он открылся, она прочитала в газете - и давно собиралась посмотреть на родную сердцу старину в музейных экспозициях. Войдя, заулыбалась, - как и многие представители старшего поколения, начав растроганно рассказывать, какие из вещей в их хозяйстве были, как вытаскивали с чердака зимой громоздкий ткацкий стан, как пряли, как запрягали лошадь... Сразу видно, что моя собеседница - представительница «сельской интеллигенции», выросшая в той атмосфере, которую хорошо ещё помню и я - по старому дому сестёр моего деда, добротному, двухэтажному, в котором большая семья Колесовых жила с 19 века. Как человек образованный, Анфиса Сергеевна по ходу дела объясняла мне и кое-какие местные словечки, которые встречались в её рассказе, - над происхождением некоторых я голову ломала уже не первый год... Что и говорить - бальзам на душу, а не встреча! Рассказ Анфисы Сергеевны я передам «от первого лица» и максимально близко к оригиналу, практически не редактируя его. Не всех тем она касалась охотно - я, например, не стала углубляться в расспросы о её собственной семье, увидев, что это для моей собеседницы явно болезненно: всего полгода назад она схоронила супруга, а сейчас ей предстоял очередной круг хождения по инстанциям. Зато о своём детстве, прошедшем в деревне Климовская Судогодского района, об истории своей довольно-таки необычной семьи - аж с середины 19 века! - порассказала она немало... Послушайте и вы!

Анфиса Сергеевна Румянцева (Смирнова) родилась в 1938 году в деревне Климовская. Работала ветеринаром в совхозе «Пионер», в деревне Горки.

...Семь человек была у нас семья, а ещё старенькая бабушка - ей было под 100 лет во время войны, а умерла в 110 лет в 1960 году. Дедушка умер после войны, в 1946-м, – ему был 101 год. А детей у них было 16 человек. Живых же только двое. Они все маленькими умирали. Ходили бабушка с дедушкой молиться в Киевскую лавру, чтоб благополучие было в семье. Пешком! Поход начался в апреле месяце, а когда кончился – рожь уже сжали, в конце августа это было, или в начале сентября. После этого похода народились двое детишек у них, и остались они живы. Мальчик и девочка. Мальчик вот - отец мой. Он был замдиректора хлебозавода города Владимира до войны, ушёл на фронт оттуда. Отца на фронт не брали, а потом забрали всё-таки. Это когда всех уже подчистую-то стали отправлять. С войны он не вернулся, мы его долго искали. И нашли не очень давно, - уже наши дети. Похоронен во Ржеве...

Детство какое было? Такое было детство, что все трудились, от мала до велика. Мне было 6 лет, у меня была обязанность – полы мести, да с приказом, чтобы чисто. Это рано утром, когда ещё и завтракать не звали. А дом двухэтажный был. И всё мы делали по расписанию, и всё исполняли. Мамка на нас не кричала, не было такого. Но как выходило, что все её слушали! Меня предупреждали: плохо выметешь – ещё будешь мести! И я боялась... Старалась, мела чисто. Я была самая младшая из детей. Кто постарше, те ещё другие задания получали.

Я когда в первый класс пошла, старшая сестра Клавдия Сергеевна уже работала преподавателем в школе и счетоводом в колхозе – это была нагрузка ей от колхоза. Старший брат, Михаил Сергеевич, был на броне, его на фронт не брали, трактористом он работал. Награждён за доблестный труд – а ему было лет 19 тогда... Все мы какое-то образование получили. Я училась – сначала окончила школу, 10 классов в Головино. В Горки я вышла замуж. Потом – школу садоводов в совхозе МЮД [Международный Юношеский День] – специалисты широкого профиля там готовились: пчеловод, садовод, овощевод. Сады-то не очень у нас понадобились. Быстро его ликвидировали. В «Пионере» [совхоз «Пионер»] работала с 1958 года. Ветеринаром - доучивалась в Камешковском сельскохозяйственном техникуме. Брат Михаил в армии отслужил, в Арзамасе, а как пришёл из армии – тоже окончил техникум. Работал на «Автоприборе», начальником цеха. Сестра Вера – химический техникум, работала в Москве, потом институт, на заводе работала, сейчас там, в Москве, и живёт. Брат Лёша тоже окончил десятилетку и техникум.

Валя, сестра, была главным бухгалтером свиноводческого совхоза «Вышка» - около Владимира. Мать старалась, чтоб мы все выучились. Так в семье заведено было.

А вот у вас и стан ткацкий... У нас тоже был... Ткали половики-то. Сейчас заставь - не будут. Скажут - зачем? Не понимают. Всё в ход шло, все остатки тряпья. Вязали варежки на фронт. Все работали. В свободное время с гаском вязали варежки, сдавали в Неклюдово – приёмный пункт там был. Это когда была война. Нам давали за это хлеб – не то 100 грамм, не то 200. И то надо было норму какую-то выполнить, а не просто тебе дадут хлеба за любое, что принесёшь. Грибы в лесу собирали и сушили, этим жили. Скотину держали тоже...

Дедушка кузнецом был. Бабушка - Анна Осиповна Смирнова (Сухарникова), дедушка - Гаврил Андреевич Смирнов. 1845 года рождения он был. А прадедушка мой – из Тулы. Звали его Андрей. И они были выселенцы из Тулы, вся деревня, 5 домов – их выслали, они что-то натворили на заводе оружейном, что именно – не могу я сказать, то ли сбедокурили, то ли воровали, и их всех приговорили к смертной казни. Царь Николашка был, и они написали жалобу, их помиловали и выслали в Рязанские Болота. Так раньше Климовская называлась. Там речки: Поля, Бужа, Ужгод. Они все непростые были люди. Сразу построили свой кирпичный завод, поставили свои дома – наш вот в 1871 году, выстроили косной завод – косы делали и серпы, стали торговать с Болгарией, как купцы. Оттуда везли ковры и чай, а туда – картошку и заводские серпы и косы. Они все грамотные были. Епифанов ещё был с ними, Смирнов вот Андрей, прадедушка, потом ещё один Епифанов, звали его Василий, а первого как - не помню. Малинин Клим, Новиков Николай. Вот эти люди все.

А у дедушки была кузница. Он работал в «Ножметиз» в Головино, выполнял сталинские заказы. Дома, вручную, работал. До войны. Поэтому так-то и жили хорошо. И какие-то клейма он ещё делал, Сталин, и ещё Калинин - они ему заказы слали... В революцию тётка, сестра отца моего, была женой одного торговца, и их в Неклюдове раскулачили. И сослали на Урал. А дядя Сергей Разживалов, муж её, был очень грамотный, и на Урале его заставили разбирать государственный архив, в каком городе - не знаю. Он года два или три разбирал, и заболел туберкулёзом. А тётка нигде не работала, корзины плела. Тем жили. И когда узнали про это, что дядя заболел, - дедушка написал Сталину с Калининым письмо. Что, дескать, у меня зять (у них с тётей детей не было) был сослан на Урал и заболел – от него толку никакого, отпустите его на родину умирать, а меня за него возьмите работать. Написал и отправил в Москву. И ему разрешили. А деду лет за 80 уже было тогда. Он уехал, услали его за зятя в Магнитогорск. Там он выполнял поручения Сталина и Калинина, у него всегда было очень хорошее зрение, и руки умелые - делал какие-то клейма для них, специальные, очень мелкие. Так там работал. Он стал старый очень, и попросился домой. Снова письмо написал в Москву. Отпустили – с условием, чтобы выполнял такие же заказы дома. Сестре моей старшей было 15 лет, она была курьером – ящички из ЦК высылали, она привозила, а он высылал обратно готовую продукцию. Дедушка хорошо жил, ему хорошо платили. Он нас воспитывал, всех содержал – 7 человек. А потом-то у него и кузница была своя. Ему уже много лет было, но зрение было прекрасное, работал до конца жизни, до смерти до самой. Хорошо, хоть корова была, и картошка ещё. Росту в нём было 2 метра 10 сантиметров, и прожил он 101 год.

Дедушка работал, когда совсем был маленьким, курильщиком у Храповицкого - розы дымом окуривал, их было 130 сортов. А бабушка девочкой работала там же, только в оранжерее, помогала там персики выращивать, абрикосы, клубнику.

А дальше бабушка не работала. Жила с тёткой, у которой детей не было, и тоже до смерти, до 110 лет, работала по дому. Они не были колхозниками – было единоличное хозяйство. Это мамка уже потом была колхозница. Эта вот фамилия Смирновых – они на Химике жили, в Овсянникове (Муромцевское сельское поселение), и у нас ещё были нефтяные скважины у Смирновых в Тюмени. А дедушкиных братьёв я хорошо помню, они из Тюмени приезжали на «Волгах», и «Волги» те были государственные... Потерялась уже сейчас родословная, а так-то было забавно!

Мама говорила, у неё был парень, с которым дружила, хороший был, но бедный. И посватался отец, не очень-то красивый, и она вышла замуж. Почему? Василий-то был красивый! «А я вышла за богатство», - говорила. Вот и всё... и он с фронта не пришёл. А парень тот её умер в 95 лет. И она его всё равно любила, и он её любил. Вот вам, девчонки, весь сказ! Он потом женился... Взял жену, и как раз ровесницу, дети их нам ровесники. Красавцы были такие, идеальные!

Вера, сестра моя, получила предложение от богатого в Москве – сказала: «Мама, не повторю твою ошибку!» И не вышла.

Мамка была - татарской внешности, татары тут нашкодили... Я в отца была, а половина ребятишек у нас - чёрненькие, в татар. Меня назвали Полиной, когда я родилась. Отец приехал и говорит: «В семье не будет Полины, а будет Анфиса Сергеевна, как у Менделеева жена!» Он много читал, отец. Читал, и грамотный был. Вот я и до сих пор Анфиса. А мне не нравится... Я была уже зарегистрирована ведь. А отец - упрямый. Сходил и переделал, тогда было просто - выкинули одну бумажку, другую написали. А маме не нравилось, и бабушке тоже. А как говорят? «Три к носу!» Вот, жизнь Анфисой прожила.

Если бы войны не было, жизнь совсем другая бы была. Почти все, кто ушёл, не вернулись. 50 человек, 20 домов. Никто не вернулся. Был у нас инвалид войны - из Шишкина. Он вот пришёл, хоть и увечный, а наши - никто. Василий Гущин. Помню, с какими ранами приехал, как мы ему их обрабатывали... а нечем было даже перевязать. Но он выжил. А сейчас и дом его сгнил...

А одну историю даже рассказывать тяжело! Я хорошая была ученица, и соображала хорошо. Во время войны у нас пустые дома занимали военнопленные немцы. Их охраняли, дали им участок под овощи, они пахали, картошку сажали, лошади у них были, штук 10 – и начальник у них был. Точно не скажу, сколько, но так оно и было. Помню, как их на обед кричали: на обед – это «нах хаус», «нах дем хаус». «Домой». В школе не выучили, а тут - понимала. Рядом с дедушкиной кузницей была поляна, где они работали. Они поле своё обрабатывали. Крапиву всю съели, во всех деревнях. А осенью они все враз пропали. Это был то ли 44-й, то ли 45-й год. Они как раз мостили во Владимире улицу, булыжником мостили, центральную. Их возили на поезде Тума-Владимир с нашей станции. А я жалею, что пропали они... Нас не подпускали. И вот мы ходили к дедушке в кузницу кругом с Лёшей-братом, к реке Поль. Заблудились один раз. Нас всей округой искали, нашли наконец. Дерево за дерево, и пропали...

Не надо такой жизни, как мы жили. Больше не надо... Всё было - и голод, и холод. Жили – вспомянуть нечего. Не так бы, конечно, надо жить. А и то семья наша была не из плохих. И вот выехала сейчас вся Высокая Река. Уже все поля и заросли. Одна церквушка стоит, все деревни уже пустые. К матери езжу на могилку, смотрю на всё это... Я работала везде по колхозам, и в Судогде тоже. За время моей жизни не стало 40 деревень. Какие - в 10-20 домов, а какие и большие... Едешь, смотришь – а ведь была деревня!.. Шишкино, Чечулино, Одинцово, Студенцово, Кощеево, Полушкино, Брюханово, Лебедево, Ушаткино-посёлок, Малиновка... Приехала сюда – ещё были заняты и лесные сторожки, и ведь из них дети в школу ходили! А сейчас в Костине – ещё один домик остался... В других немногим лучше. Совсем стёрты... Хутора были. Лебедево - хорошая какая была деревня, за Переделом! Может быть, туда кто-нибудь уже приехал? Не слыхали вы? Село Дмитриевское тоже было, у церквы. И её-то разгромили. Я как начну считать... Была трасса электрическая, высоковольтная, рядом были нас пункты - и их нету. У нас только Турово осталось, вот туда дачники едут. У нас там тётка жила. А так... Пусто. Братья и сёстры мои – Клавдия старшая, вторая Антонина, работала в «Пионере» бухгалтером, сейчас на пенсии, она уж старенькая. Валентина тоже бухгалтером работала, в совхозе «Вышка». Вера - в Москве. За Верой – я. А ещё Михаил. И Леонид, хотя звали все его Лёшей.

Все мы пенсионеры. Леонид работал на транспорте, доставлял продукцию в Ригу. Учиться раньше было – тяга какая! У меня вон окончили внучата университет, а я и не заметила. Говорят: «Ой, как тяжело!» А чего тяжело?.. Нам пенсию дают, и рассчитываем свои копеечки. А которые хорошо живут - и пусть живут! К старому не будет возврата, нет. Даже и думать нечего.

Как там говорят? «Кто был ничем, тот станет всем». Рассказывали у нас дома историю. Дед на рынок поехал, революция только-только прошла – как вернулся. Бабушка спрашивает: «Дед, как там в городе живут, какие песни поют?» - «Кто был никем, тот станет всем». А через год он снова поехал, и снова его бабушка спросила: «Как живут в городе, что поют?» А тот только рукой махнул: «Каким ты был, таким и остался!..» У меня детей было трое, и внуков трое. Один в Судогде, одна в Рязани, одна – в Сновицах, это Суздальский район. Рядом. Все выучились и уехали. Осталась я одна. Супруг мой умер – полгода как. Хожу вот дом оформлять. Не дай Господи кому оформлять дом, лучше сразу отказаться! Дом строили с дедушкой вместе, а оформлять - годами надо ходить... То эта бумажка не такая, то ещё... Подписи нету... Раньше - родился ребёнок, сходишь, запишут его, и пару распишут, и всё остальное - на всё это был один секретарь сельсовета! Сейчас простую справку три раза ходила выбивать. А потом говорят: она не такая! И за всё платить...

Сейчас на детишек смотришь - всё денежку просят, и не просят - требуют! И покупают всё непонятное чего-то, а как дома помочь - «не хочу»... Так ли у нас-то было!.. И пол подмести не захотят. Эх... А веники-то какие теперь! Не те, что у нас раньше были, из прутиков...

Tasha.

Фото автора.
Судогда, 4 сентября 2011 г.