Натуралист: Часть 5
Перейдя через границу Монголии, путешественники двинулись вокруг озера Косогол. Записи Комарова пестрят геологическими, климатологическими и ботаническими наблюдениями, а также картинами монгольского быта и замечательными эскизами ландшафта.
Во второй половине июля Комаров и Еленкин попали в долину реки Хоре. В устье этой реки Комаров наблюдал большую гору с одиннадцатью косыми узкими террасами, которые были параллельны друг другу и дну долины. Они походили на гигантские борозды, выпаханные в боку горы.
«Очевидно, долина Хоре была некогда ложем гигантского ледника, конечные морены которого раскинулись теперь по обе стороны её устья, образовав целую систему моренных нагромождений, занимающих колоссальную для них площадь. Терраски на горе, вероятно, придётся признать за результат ледникового выпахивания. Моренные отложения подходят к самому берегу Косогола и, повидимому, продолжаются далеко под водами его, значительно понижая глубину северо-западного угла озера» (Известия Императорского русского географического общества, т. XLI, вып. 1, стр. 72).
За рекой Хоре путешественники продолжали свой путь через морены и затем поднялись на хребет Мунку-Сардык.
«22-го июля, — пишет Комаров, — я предпринял экскурсию для ознакомления с подножием горы, подготовки восхождения на вершину и ботанических сборов.
Прошёл всю верхнюю часть склона над стоянкою, одетую густыми кустарниковыми зарослями. На высоте около 7 800 ф. угол наклона резко изменился, и передо мною раскинулась обширная, лишь слабо покатая платообразная площадь, с которой и поднимается уже массивный конус гольца, совершенно лишённый заметной для глаза растительности от самого основания своего. Весь пройденный склон и вся почти платообразная покатость подножия конуса очень сухи и каменисты, лишь местами, где есть углубления, видны следы стоявшей весной воды, моховые подушки, зелёные лужайки трав и густые заросли кустарников. На плато есть маловодные заросшие мхами ключики, по всему остальному его пространству господствуют сухие каменистые лишайниковые заросли; от подножия главного конуса гора прорезана очень глубоким оврагом с крутыми стенками из светло-серых скал и шумящих потоков на дне, где видны ещё мощные пласты синеватого льда. Вершина этой речки и цирк скалистых гребней, её окружающих, плохо видны с плато, заграждённого у края оврага мореновидными валами. По словам Де-Геннинг-Михелиса (Изв. Вост. Сиб. отд. И. Р. Г. О. XXIX, 161), здесь есть озеро шагов 300 дл. и 80 шир., большие ледяные поля и масса обломков гранита, делающих долину эту весьма труднодоступной. За речкой отвесно подымается вторая вершина хребта, несущая в зубцах своих близ верхней точки массу снега, напоминающую фирн. Часть боков последнего обнажена и ясно видна слоистость смёрзшегося снега, по цвету резко отличающегося от синеватого льда на дне оврага».
Опустившись по леднику, он вернулся к берегу Косогола. Спуск был тяжёлым. После путешествия по леднику у путешественников обувь была совершенно разорвана, и они шли босыми по острым камням. Наступившая темнота заставила их двигаться ощупью. Ощупью они перешли несколько потоков и к рассвету достигли морен вблизи лагеря. После восхождения на Мунку-Сардык экспедиция прошла через Гарганский перевал, долину, реки Норен-Хоре к вершине горы Алибер, и после этого повернули к югу.
В середине августа Комаров обогнул озеро Ильгир и вернулся к Ниловой пустыни, а оттуда в Иркутск. Подводя итоги этой экспедиции, Комаров произвёл анализ литературных данных, оставшихся от его предшественников, а затем сформулировал основные проблемы, которые были поставлены наукой и могли быть решены на основе наблюдений.
Первым вопросом, вытекавшим из материалов, собранных предшественниками Комарова, был вопрос о наличии в восточной части Саян следов значительного древнего оледенения. Доказательства оледенения, обнаруженные Меглицким и Чекановским, а затем крупным русским географом и знаменитым революционером Кропоткиным, не были достаточны, и впоследствии Черский, опровергая Кропоткина, утверждал, что ледникового периода в Сибири вообще не было и все указанные Кропоткиным факты объясняются действием атмосферной и текучей вод и речного льда.
Комаров отметил, что авторы, писавшие по этому вопросу, ничего не говорили о моренах и коснулись только ледниковой шлифовки.
«Возможно, что это зависит от того, что ни один из них ранее не посещал стран с современными хорошо развитыми ледниками и все они имели только хорошую теоретическую подготовку, сталкиваясь на месте с этим вопросом впервые как раз там, где ледники почти вымерли».
Комаров анализирует записи Кропоткина и других исследователей этого края, а затем переходит к своим собственным наблюдениям.
"Уже пересекая подошву Туранского гольца невдалеке за Шимками, я был поражён ледниковым характером пейзажа. Пологие склоны, перерезанные рядами округлых холмов параллельно основанию гольца, и обширные котлы между ними были крайне типичны, и только то, что в выемках дороги обнажается только слежавшийся песок без гальки, удерживает меня от убеждения в верности такого предположения. Зато в лесу, лежащем между Тураном и потоком Хологун-Долбай, длинные гряды ледникового наноса, тянущиеся также параллельно основанию гольца и речной долины, возбуждали уже менее сомнения. Я думаю, что Туранский голец, одиноко возвышающийся среди базальтового плоскогорья к югу от Иркута, давал некогда приют значительной ледниковой группе, хотя, конечно, моё предположение нуждается ещё в подтверждении».
Спускаясь к Монде, Комаров ещё раз отметил ледниковый характер ландшафта.
«На спуске с Хар-Дабана к Монде ледниковый пейзаж сразу завладевает вниманием. Многочисленные озёрные котловины, окружённые моренными скоплениями, и долины выпахивания резко бросаются в глаза. Призматические гряды крупных остроребрых камней, указанные Кропоткиным, я проследил во время экскурсии почти до подошвы гольца и был поражён их сходством с боковыми моренами Зеравшанского ледника, виденными мною в 1893 году. По-видимому, ледниковый нанос образует всю толщу той покати, которая опускается от гольца к Иркуту и нижний край которой был некогда размыт рекой, дав прекрасный крутой разрез этой стены ледникового конгломерата. Выше идёт вторая такая же стена, скрытая лесом; и здесь несколько озёр, окружённых моренами. Черский высказывал предположение, что эти конгломераты не ледниковые, а озёрные, но он был знаком только с их разрезом, примыкающим к речной террасе, а не с их поверхностью, и не видал тех типичнейших моренных гряд, которые лежат на правому берегу Иркута и уровень которых ниже предполагаемого озера. И там среди морен несколько котловин, занятых мелководными озёрами. Для меня несомненно, что некогда вся Мондинская котловина была занята ледниками, спускавшимися как со стороны Мондинского гольца, так и со стороны Мунку-Сар-дыка и слившимися западнее с льдами Нуку-Дабана. Воды этих ледников способствовали углублению и протачиванию того узкого ущелья, которое пересекает Хар-Дабан, и может быть ледниковый каскад спускался отсюда в долину Иркута до Турана».
Знакомясь с выводами Комарова, видишь, какие плодотворные результаты дала его исключительная наблюдательность и умение одновременно обращать внимание и на детали пейзажа и на его характер в целом. Комаров делает следующие выводы из своих многочисленных наблюдений.
«Резюмируя всё сказанное, я думаю, что у Мунку-Сардыка мы имеем ясные следы чрезвычайно сильной ледниковой деятельности; что всё пространство от северного берега Косогола до горы Алибери и от Гарганского перевала до среднего течения Ихе-Огуна, а может быть и до Турана, должно было некогда представлять почти сплошное оледенение». Далее Комаров разбирает вопрос о развитии и усыхании озёр и показывает, каково было, начертание озёр и процесс озерообразования в древности и какие явления происходят здесь сейчас. Третий вопрос — распределение изверженных пород пузыристого строения. Комаров проследил их распространение и пришёл к заключению, что «геологам не трудно будет установить связь между гигантским провалом, заполненным водами озера, сдвигом, вызвавшим к жизни западнокосогольский хребет, почти перпендикулярный к системе ближайших складчатых гор, и мощными извержениями, которые дали начало покровам из пузыристых лав на восток и северо-запад от озера».
В части ботанических вопросов Комаров установил полярный характер альпийской и субальпийской флоры этих мест. Он нашёл здесь массу видов, тождественных с полярными. Анализируя флору края, Комаров приходит к очень важным обобщениям.
«Далее интересен факт, — пишет он, — что в восточной части Саян ещё нет совершенно видов северной муссонной области, которые появляются уже на горах у восточного конца Байкала и в восточном Забайкалье. Это резко континентальная флора, и приокеанские формы как с запада, так и с востока не доходят до неё, оставляя полный простор для пришельцев с севера. Выражаясь образно, мы говорим иногда, что сравнительное с Европой богатство Приатлантической Северной Америки третичными растительными типами объясняется тем, что в Европе ледниковый период, вызывая отступание названных растений на юг, как бы утопил их в Средиземном море, и они уж не вернулись на север с возвратом тепла, тогда как в Америке страна между Миссисипи и Атлантическим океаном была достаточным убежищем для теснимых холодом ледников растений, и потом они опять подвинулись на север. Применяя то же рассуждение к Саянам, мы можем сказать, что здесь ледниковый период совершенно уничтожил всю третичную флору и заселение освободившейся от ледников территории пошло исключительно за счёт северных типов, выработавшихся в самый этот ледниковый период. Где ещё такие полярные растения, как Dryas octopetala, растут под 51° с. ш. на высоте всего 890 метров (менее 3 000 ф.). Недаром и дикие северные олени всё ещё главный промысловый зверь Сойотов».
В заключение Комаров касается экономической проблемы. Он характеризует Торскую и Тункинскую котловины как хлебородные районы, где вызревание хлебов задерживается весенней засухой, в результате чего посевы подвергаются иногда губительному действию осенних заморозков. Комаров считает необходимым применять здесь удобрения, а также искусственное орошение. Комаров показывает, как в Тунке можно воспользоваться ручьями и реками для искусственного орошения. Комаров говорит также, что введение здесь правильного скотоводства позволило бы направлять на лето скот на альпийские пастбища и это дало бы результаты не меньшие, чем в Западной Европе и у нас в Средней Азии. Он отмечает в заключение, что отсутствие организованного освоения местности не даёт возможности в полной мере использовать богатые естественные ресурсы края.
В 1902 году, ещё до поездки на Косогол, после защиты диссертации В. Л. Комаров стал приват-доцентом Петербургского университета.